оседлав философа всадница между прочим прекрасная задница показала всем полководцам что есть быть историотворцем клеопатра седлай антония говорю не в игривом тоне я эй юдифь седлай олоферна что как пить стратегически верно кирка властвуй седлай телемаха не без риска и не без страха жги медея земная мегера доверши что затеяла гера в общем филлис се аристотель тот что музыку нам испортил
Земную жизнь пройдя примерно до середины между старым и новым толкованием ее "половины", я, наконец, догадался, что философия, в отличие от социологии, не наука, а жанр литературы. Что делает эту самую философию гораздо приемлемее для восприятия - снимается вопрос, почему ни одно философское положение философов не выдерживает проверки экспериментом, и становится возможным просто любоваться красотой сочетания слов, мыслей и образов, даже если эти мысли на практике кажутся тебе чушью. Ну какому здравомыслящему читателю придёт в голову заявить, что Достоевский "прав", а Толстой или Лесков "неправ", или наоборот? Знай себе млей от красоты, мастерства - и сопереживай. И вот ты уже освобожден от неизбежного раздражения при чтении мудрецов X, Y, Z, V, W - и их оппонентов, перестаёшь считать их всех напыщенными дураками - и можешь даже иногда получать удовольствие.
Но это я к чему? К меню. Феррара, 15 сентября 2007 г., ресторанчик "I Sofisti" ("У философов"), он и сейчас, кажется, существует. На первом снимке - что предлагает теория, на втором - что диктует практика. Buon appetito!
Философ зажмурил глаза – и мир исчез. Так лучше решались проблемы выбора: кого моральнее убить. В апории о трамвае, думал он, самое моральное – это зажмуриться и ждать. Придётся также заткнуть уши, чтобы не слышать криков собственных детей.
"Sleepers Awake" Джона Эшбери, в отличие от немалого числа других его работ, серьёзного языкового вызова для читателя (и переводчика) не представляет: текст прост и практически однозначен, синтаксис и узус-казус ясны. Не то что иные его головоломки, до конца не поддающиеся даже тому, для кого английский язык родной.
Всё же я почти взялся за дело (в основном в честь явно просвечивающей через этот текст поэтики почитаемого Огдена Нэша — а за ним и всего прочего классического нонсенса), но тут обнаружил уже существующий перевод Яна Пробштейна в "Иностранной литературе" №10, 2006 (http://magazines.russ.ru/inostran/2006/10/st5.html, "Спящие наяву").
Перевод как перевод, хотя многое я бы сделал по-другому. Но в нескольких местах не мог не отметить просчёты, и два из них серьёзны:
1) Agatha Christie slept daintily, as a woman sleeps, which is why her novels are like tea sandwiches—artistic, for the most part. "Агата Кристи спала грациозно, как женщина, потому-то ее романы похожи на сандвичи к чаю — по большей части искусственны." (Я.П.) Увы, сандвичи к чаю здесь просто "артистичны", с противоположной коннотацией.
2) A philosopher should be shown the door, but don’t, under any circumstances, try it. "Философу следует указать на дверь, чего почему-то не делают ни при каких обстоятельствах, — попробуйте." (Я.П.) На самом же деле с точностью до наоборот: "Философу надо указать на дверь, но ни при каких обстоятельствах не пробуйте этого сделать."
"Ибо то, что сквозь эти безмерные чувства и сверхчувственные мыльные пузыри пробивается в жизнь — это грядущее поколение во всей своей индивидуальной определённости."
Шопенгауэр "Метафизика половой любви"
"Все окна нараспашку в этом жаре. Магнолия цветёт. Да, жизнь в разгаре: надравшись, муж забьёт качать права — и по блядям, в сознании едва, на улицу — пока пластом не ляжет. Боюсь — меня пришьёт, тогда завяжет. Как скучен, как жесток его позыв... Несправедливо... Он несправедлив. Не просыхает, а домой — так в пять... Уже не знаю, как себя сдержать. Ну что за сука?! На ночь я беру десятку и ключи сюда, к бедру... И начинает распаляться он, и надо мною дыбится, как слон."
Василий Васильевич Розанов, 1856-1919, знаменитый философ, публицист и критик, среди прогрессивно-либеральных родственников считался ретроградом - каковым, видимо, и являлся. Нормальным же мировоззрением в расширенной семье считалась социал-демократия меньшевистского толка.
Как рассказывала мне его внучатая племянница, однажды В.В. по настоятельной просьбе родственников согласился поручиться в полиции (и даже с залогом в виде значительной суммы) за арестованного молодого племянника, слишком активно проводившего свое революционное мировоззрение в жизнь. "Молодой, горячий, одумался, ему учиться в университете надо..." Василий Васильевич нехотя согласился. Освобожденный племянник немедленно сбежал за границу, чтобы плыть в революцию дальше. В.В. почему-то ужасно рассердился: "Вот и верь социалистам после этого". И окончательно разлюбил левый уклон в российской философии.
А социал-демократия становилась все активнее, и в 1919 г. Василий Васильевич умер от голода в Сергиевом Посаде.
Прежде написав «Апокалипсис нашего времени», а также много других - интересных, но сомнительных для всех философий - текстов. И побывав мужем Апполинарии Сусловой - знаменитой «инфернальной» женщины Достоевского.
Во дворце, где Бахрам пил из полного кубка, Ныне бродят газели, гнездится голубка... А Бахрама, ловца быстроногих онагров, Уловила могила -- впитала, как губка.
