Б. Л. Пастернак, 1931:
Опять Шопен не ищет выгод,
Но, окрыляясь на лету,
Один прокладывает выход
Из вероятья в правоту.
...
Гремит Шопен, из окон грянув,
А снизу, под его эффект
Прямя подсвечники каштанов,
На звезды смотрит прошлый век.
...
А век спустя, в самозащите
Задев за белые цветы,
Разбить о плиты общежитий
Плиту крылатой правоты.
Опять? И, посвятив соцветьям
Рояля гулкий ритуал,
Всем девятнадцатым столетьем
Упасть на старый тротуар.
А теперь заглянем в польские новости от 2 апреля 2008 года:
...и с грохотом на мостовую
В Познани бодаются козы*, в Памплоне по улицам носятся быки**, а в Варшаве... бросаются роялями. Появилась идея регулярно выбрасывать шопеновский инструмент из окна Дома Замойских (ул. Новы Свят 67-69), что должно напоминать о трагических событиях Январского восстания, когда царские солдаты выбросили на мостовую фортепьяно, на котором игрывал композитор***.
– Мы хотим сделать этот хэппенинг регулярным во время туристского сезона, используя бутафорскую модель легендарного инструмента,– говорит Ратайчик****, это будет еще одной варшавской достопримечательностью.
(https://wiadomosci.onet.pl/kiosk/chopin-zaprasza/rhvqn 2 kwi 08, перевод мой)
________________________________________
* Познанская аттракция: механические козы на городской ратуше и скульптура в Парке Шопена (sic!)
** Энсьерро – ежегодное памплонское беганье от быков в дни фиесты Санферминес.
*** 19 сентября (1 октября) 1863 г. была совершена попытка покушения на генерала от инфантерии графа Федора Берга, в дальнейшем последнего российского наместника Царства Польского (1863–1874). Бомбу метнули из дворца Замойских, в результате чего дворец был разорен царскими солдатами, жителей выгнали на улицу, а их вещи сожгли на мостовой; при этом фортепьяно Шопена выкинули из окна квартиры, которую снимала в том же доме сестра Фредерика Изабелла, хранившая там и памятные вещи своего знаменитого брата.
**** Катаржина Ратайчик – тогдашний руководитель городского отдела продвижения туризма.
Упомянутое историческое событие (или легенда) было основой знаменитого среди поляков и знатоков польской культуры стихотворения современника Шопена, Циприана Камиля Норвида (1821-1883), привожу кусочки из него в переводе С. П. Свяцкого.
Рояль Шопена
...
Я был у тебя в те дни, Фридерик!
Чья рука алебастра белее
В непостижимый миг
Пером страусиным рея,
Рождая медленный перезвон
Этих клавиш слоновой кости...
О, Ты был тогда вознесен,
Вырастая в мраморном росте:
Боль резца,
Блик лица –
Вечно творящий Пигмалион!
...
Кто же? - Я? - Или Ты?
- Поздним внукам сомненье
Мы завещаем, и ложь, и быль!..
Застонали глухие каменья:
Идеал – вдребезги – в пыль! –
В разные времена выдвигались предположения о том, что Пастернак был в курсе истории (или легенды) о дефенестрации шопеновского инструмента, уж очень соблазнительно сверкает этот троп: ...Всем девятнадцатым столетьем Упасть на старый тротуар.
Тем не менее, данный подтекст на сегодня остается ничем не подтвержденным: Пастернак польского языка не знал, и, кажется, неизвестно ни о каких письменных или устных упоминаниях о его знакомстве с упомянутым стихотворением Норвида и вообще с давней драмой у варшавского дворца.
Все же бытие не успокоилось – и решило сделать вторую попытку. Как известно, жизнь иногда старается уподобиться искусству, сыграть по его законам – бывает, успешно; на этом, кстати, основано само явление философии как художества. И выселение наследников Пастернака с дачи в Переделкино через 121 год после упомянутых польских событий дарит нам совсем другой подтекст к стихотворению Бориса Леонидовича, присланному из 1931 года.
Елена Леонидовна Пастернак, внучка поэта:
Этот день, 17 октября 1984 года, был таким: дул ледяной ветер, шел косой снег, весь наш участок был усыпан потемневшими листьями. Утром, часов в десять, приехали судебные исполнители, за ними – четверо кагэбэшников, из конторы Литфонда пришло местное начальство, чуть позже – наш участковый милиционер. Когда они увидели, что в доме все стоит на своих местах, то пришли в недолгое замешательство, поскольку процедура выселения не была отработана до автоматизма, такое случалось нечасто. Литфондовская начальница побежала за подмогой и вскоре вернулась с четырьмя пьяными работягами. Мама сказала всем собравшимся, что мы по своей воле не выедем из дома. «Тогда вывезем насильно», – сказал судебный исполнитель. Так и поступили.
Во дворе уже стояли грузовики, в них понесли мебель – сначала из кабинета, потом из нижних комнат. Все уложенное и поставленное в грузовик накрыли пленкой, которую тут же сорвал ветер, накрыли снова, заложили по краям кирпичами. Наши бедные работяги понемногу вошли во вкус и стали выбрасывать из окон кабинета книги и картины. Труднее всего им пришлось с нашим роялем – его невозможно было вынести, не разобрав на части. Гэбисты посматривали на часы, перетаптывались, но молча стояли по углам, как положено. Рабочие пришли с топорами и решили пустить их в дело. Они разбили крышку рояля пополам, потом принялись за ножки. [«…Того самого рояля фирмы «Бехштейн», на котором играли выдающиеся пианисты Генрих и Станислав Нейгаузы, Святослав Рихтер и Мария Юдина…»] Начало темнеть. «Ладно, ребят, рояль так оставьте, пусть завтра вывозят сами – кому он теперь нужен-то?» – крикнула литфондовская дама.
Я посмотрела на маму. Она была серого цвета. Отказалась подписать бумаги, которые ей подсовывали. «Освобождайте помещение. Опечатываем», – сказал судебный исполнитель и открыл дверь на улицу. В эту минуту наш дом как будто умер. Он стал помещением, в котором оставался брошенный рояль, разбитый на части.
(https://snob.ru/magazine/entry/62569/ + http://newokruga.ru/dom-pohozhij-ona-korabl-278516/)
Наталия Анисимовна Пастернак, жена Леонида Борисовича:
«…Они приехали и потребовали у сторожа все ключи от дома. Прокурор, милиционер и понятые… Я примчалась, когда кухня и столовая были уже наполовину разгромлены, а вещи и утварь выставлены и выброшены в сад.
Я подошла к окну, смотрю и недоумеваю: почему так тихо, спокойно и красиво на улице? Ведь в такие трагические минуты должны каркать вороны, дрожать стёкла. А тут птички, листья. Только чёрная «волга» периодически въезжает в ворота, проверяет, как идёт выселение, и снова уезжает… Вдруг на аллее появляется немолодая женщина, поворачивает на наш участок. Я быстро спускаюсь и вижу, как охрана преграждает путь Лидии Корнеевне Чуковской: «Вы куда это?» – «Я иду в кабинет Пастернака». «Там уже нет кабинета Пастернака», – заявляет женщина-надсмотрщик. «Вот я и хочу засвидетельствовать момент, когда уже нет кабинета Пастернака».
Лидия Корнеевна посмотрела в сторону поля и церкви и величественно произнесла: «Сегодня, 17 октября 1984 года, день национальной трагедии России». Пообещав, что сама она так просто не сдастся, Лидия Корнеевна ушла. Внизу рабочие очень нервничали и как-то испуганно суетились. Когда я вошла, они как раз подняли рояль и… не удержали. Он грохнулся на пол и разбился прямо посередине комнаты. Его внутренности, струны были буквально вывалены наружу. Рабочие попытались оттащить его в угол, но милиционер велел им оставить всё как есть, подошёл к роялю, взобрался на него грязными ботинками и ножом срезал люстру».
Наталье Анисимовне пригрозили, что если не подпишет акт о добровольном выселении, то дом опечатают, а вещи немедленно свезут в гараж городка писателей. Этого она не могла допустить и подписала.
(https://story.ru/istorii-znamenitostej/istoriya-tsivilizatsii/boi-bez-pravil/)
(Выражаю глубокую признательность Рахели Лихт за сообщение и прояснение некоторых важных для этой заметки деталей.)
This entry was originally posted at https://raf-sh.dreamwidth.org/1497194.html.