Categories:

из истории вещей, или конец эпохи (рассказ в картинках)

..."ВещЕй", конечно. История -- она и вЕщая, но тут уж дело за гонимыми Кассандрами и Лаокоонами.

"Это бил великая ошибка великого царя. Тигранкерт имел крепкие стен, Тигранкерт имел прекрасная вода, такой соук-су, что стакан залпом никто не мог випить, и Тигранкерт имел запас продуктам на три года и три месяца! А зачем? Все пиль и пепель!

Тигран-джан, ты мог защитить великий город, но надо было сначала вигнать всех гётферанов-греков, потому что они оказались предателями. Зачем грекам армяне? И они ночью по-шайтански открыли воротам и римские солдаты все сожгли, и от города остался один пиль и пепель.

А пока они окружали его, что сделал Тигран? Это даже стидно сказать, что он сделал. Он послал отряд, который прорвался в город, но вивиз что? Армянский народ, да? Нет! Армянских женщин и детей? Да? Нет! Вивиз свой гарем, своих пилядей, вот что вивиз! Это даже стидно для великого царя!

О Тигран, зачем ты построил Тигранкерт, а если построил, зачем дал его на сжигание римским гётферанам?! Все пиль и пепель!

Пока он излагал нам историю гибели Тигранкерта, к нему подошел клиент и хотел попросить кофе, но Хачик движением руки остановил его, и тот, удивленно прислушиваясь, замер за спиной Акопа-ага.

– Сейчас проси! – сказал Хачик, когда Акоп-ага замолк, скорбно глядя в непомерную даль, где мирно расцветал великий Тигранкерт с фонтанами большими, как деревья, с оленями, застенчивыми, как девушки, и с греками, затаившимися внутри города, как внутри троянского коня.

– Два кофе можно? – спросил человек, теперь уже не очень уверенный, что обращается по адресу.

– Можно, – сказал Акоп-ага, вставая и кладя на поднос пустые чашки, – теперь все можно."

(Фазиль Искандер "Сандро из Чегема")

А я что вивиз из той страны, которую покинул двадцать с лишним лет назад и в которую теперь не хочу возвращаться даже на денёк? Книги вивиз, два кубометра.

И вот мы открываем четвёртый том вивизенного бесценного одиннадцатитомника бессмертного Лескова Николая Семёновича, где обретается его бессмертный "Очарованный странник".

Надо заметить, что эти одиннадцать томов я собирал много лет. Четвёртый, кажется, был выменян у встреченной в Москве милой посетительницы букинистического магазина на Сретенке -- у неё оказались дубликаты. Расплачивался я, помнится, Франсом или Фейхтвангером, выслав книги позднее по почте.

На форзаце надпись:

Армянский город Камо, названный так когда-то в честь революционного гангстера Симона Аршаковича Тер-Петросяна, соратника небезызвестного Иосифа Джугашвили, теперь именуется Гавар. Так что цитата из Искандера оказывается еще раз не случайной.

А вот что нашлось между страницами:

Но кончился и этот "вечный" календарь, кончилась эпоха. Посмотрим на обороте -- и не пожалеем:

F. W.

На Прачечном мосту, где мы с тобой
уподоблялись стрелкам циферблата,
обнявшимся в двенадцать перед тем,
как не на сутки, а навек расстаться,
-- сегодня здесь, на Прачечном мосту,
рыбак, страдая комплексом Нарцисса,
таращится, забыв о поплавке,
на зыбкое свое изображенье.

Река его то молодит, то старит.
То проступают юные черты,
то набегают на чело морщины.
Он занял наше место. Что ж, он прав!
С недавних пор все то, что одиноко,
символизирует другое время;
а это -- ордер на пространство. Пусть
он смотрится спокойно в наши воды
и даже узнает себя. Ему
река теперь принадлежит по праву,
как дом, в который зеркало внесли,
но жить не стали.

(Иосиф Бродский, 1968)

А под самим календарным диском, почему-то в красном колоре --

"Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих..."

(Иосиф Бродский "Рождественский романс", 1961)